младогегельянцы

МЛАДОГЕГЕЛЬЯ́НЦЫ, или левые гегельянцы, представители философского течения 1830–40-х гг. в Германии, истолковавшие учение Георга Вильгельма Фридриха Гегеля в духе радикальной критики религии.

Начало критическому исследованию Нового завета положил Давид Фридрих Штраус книгой «Жизнь Иисуса» (1835), где он рассматривал евангельское повествование как миф. Хотя сам Штраус не принадлежал к радикальному крылу гегельянской школы, его труд вызвал ожесточенную полемику, в которой младогегельянцы (Арнольд Руге, Бруно Бауэр, Людвиг Фейербах и др.) выступили с резкими нападками на религию как таковую, в особенности на христианство и его еврейские источники, в первую очередь, — Библию, отрицая не только ее боговдохновенность, но и ее ценность как исторического документа.

Нападки младогегельянцев на еврейство в значительной степени повторяли аргументы деистов и материалистов 17–18 вв. (М. Тиндаль, Вольтер, П. А. Гольбах). Младогегельянцы выражали резко отрицательное отношение не только к еврейской религии, но и к еврейскому народу, приписывая ему многочисленные пороки. Хотя младогегельянцы выступали против религии во всех ее проявлениях, они утверждали превосходство христианства как универсальной духовной религии над иудаизмом, которому приписывали эгоизм и узкий практицизм. Если Гегель высказывался отрицательно об иудаизме лишь в своих ранних, не опубликованных при его жизни произведениях, а, утверждая превосходство христианства, видел в иудаизме необходимый положительный момент религиозного развития, для младогегельянцев характерен неисторический подход, иногда свидетельствующий об отступлении даже от тех элементов историзма, которые были у многих авторов 18 в. Историю религий младогегельянцы использовали лишь для иллюстрации готовых схем, в которых явственно проступают унаследованные еще от отцов церкви антиеврейские стереотипы.

Б. Бауэр — один из виднейших младогегельянцев, был вначале протестантским теологом и верным учеником Гегеля. Утратив веру, он предпринял критическое исследование Нового завета. В работах «Критика Евангелия от Иоанна» (1840) и «Критика синоптических евангелий» (в 3-х т., 1841–42), в памфлете «Разоблаченное христианство» (1843) он пошел гораздо дальше Штрауса в отрицании исторической достоверности евангелий. Гегелевской философии Бауэр придал субъективистский характер, поставив на место абсолютной идеи человеческое самосознание.

Называя христианство «вампиром духовной абстракции», он, тем не менее, утверждал его превосходство над иудаизмом. В сочинении «Еврейский вопрос» (1843) Бауэр выступил против эмансипации евреев. Упорство еврейского национального духа он объяснял «неисторическим характером» еврейского народа, обусловленным его «восточной сущностью». Христианство, по Бауэру, явилось одновременно завершением иудаизма и отрицанием его специфически еврейской сущности, которая выражалась в упорном сопротивлении прогрессу и сохранении своей обособленности, своей «мифической» национальности. До тех пор, пока евреи не откажутся от своей религии и мнимой национальности, они недостойны равноправия.

Униженное положение евреев не препятствует, согласно Бауэру, их господству в финансовом мире и влиянию при королевских дворах: «Еврей, который в Вене лишь терпим, решает, благодаря власти своих денег, судьбу всего государства. Еврей, лишенный прав в самом малом из германских государств, решает судьбу всей Европы». Хотя принципиально Бауэр стремился к стиранию различий между евреями и неевреями в результате упразднения всякой религии, его работы давали противникам эмансипации аргументы, обладающие видимостью философской глубины. Доводы Бауэра против эмансипации евреев вызвали острую полемику, в которой приняли участие А. Гейгер, Г. Риссер, Шмуэль Гирш (1815–89) и К. Маркс (см. ниже).

Философ Л. Фейербах в своем главном труде «Сущность христианства» (1840) рассматривал религию как проекцию духа создавшего ее народа. Особенности еврейской религии, по его мнению, отражают присущие евреям практицизм и эгоизм: «Их [евреев] принцип, их Бог — это самый практический принцип в мире — эгоизм, и этот эгоизм принимает форму религии». Еврейский Бог, согласно Фейербаху, есть не что иное, как персонифицированный эгоизм еврейского народа, исключающий все остальные народы; абсолютная нетерпимость — тайна монотеизма.

Фейербах отдает предпочтение политеизму древних греков перед еврейским монотеизмом, так как политеизм рассматривает природу как объект эстетического созерцания и научного исследования, а монотеизм знает лишь утилитарное, «гастрономическое» отношение к природе. Еда, согласно Фейербаху, — это самый торжественный акт еврейской религии, в котором утверждается ничтожество природы. Хотя Фейербах полагал, что его критика иудаизма основывается на исследовании соответствия между принципами еврейской религии и свойствами еврейского национально-религиозного коллектива, в действительности она представляет собой резюме всей восходящей к 18 в. антиеврейской традиции философского радикализма.

Дамасское дело дало пищу традиционному обвинению евреев в ритуальном убийстве (см. Кровавый навет), которое было подхвачено некоторыми младогегельянцами. Вскоре после Дамасского дела В. Гиллани выпустил книгу «Человеческие жертвоприношения у древних евреев» (1842), в которой обвинил евреев в «молохизме» (культе Молоха) и «каннибализме», якобы практиковавшимися ими в древности и сохранившимися и в новое время, а также в ритуальном убийстве Иисуса. Свои антиеврейские аргументы Гиллани развивал затем в полемике, развернувшейся вокруг «Еврейского вопроса» Б. Бауэра.

Г. Ф. Даумер уже в 1835 г. повторял утверждения некоторых деистов 18 в. о наличии человеческих жертвоприношений у древних евреев, а в сочинении «Поклонение огню и Молоху у древних евреев как законный и ортодоксальный культ предков» (1842) допускал существование еврейской секты, практикующей человеческие жертвоприношения, хотя и не относил это ко всему еврейству. В книге «Тайна христианской древности» (1847) Даумер утверждал, что человеческие жертвоприношения играли важную роль в религиозном культе древних евреев, а раннее христианство было еврейской сектой, практиковавшей ритуальный каннибализм.

Домыслы Даумера были приняты всерьез немецкими радикальными кругами. Революционер-эмигрант Г. Эвербек перевел на французский язык избранные отрывки из сочинений младогегельянцев по вопросам религии и издал их в виде двух антологий: «Что такое Библия?» и «Что такое Бог?», обе с подзаголовком — «с точки зрения новейшей немецкой философии» (1850), включив туда отрывки из сочинений Даумера и Гиллани. К. Маркс в одной из своих речей (1847) хвалил Даумера, якобы доказавшего, что христиане были повинны в ритуальном каннибализме, за что и преследовались римлянами, терпимо относившимися ко всем религиям. По мнению Маркса, Даумер нанес последний удар христианству и тем самым доказал, что старое общество приближается к своему концу.

Связующим звеном между младогегельянцами и Марксом был М. Гесс, писавший в своей первой опубликованной работе «Священная история человечества», что историческая миссия еврейства окончена после того, как оно внесло в религию духовное начало и дало миру Иисуса. В книге «Европейская триархия» (1841) Гесс называл евреев бездушными мумиями, призраками прошлого в этом мире и противопоставлял общечеловеческого христианского Бога национальному Богу Авраама, Исаака и Иакова. Единственным решением еврейского вопроса представлялась Гессу ассимиляция. Взгляды Гесса оказали влияние на идеи молодого Маркса, который называл Гесса своим «коммунистическим рабби». В 1845 г. Гесс писал о своих соплеменниках еще более резко, утверждая, что всемирно-историческая задача евреев состояла в том, чтобы превратить человека в хищного зверя, и что эта задача исполнена в современном иудео-христианском мире лавочников. Пережитый Гессом духовный переворот превратил его спустя несколько лет из проповедника национального самоубийства в предшественника политического сионизма.

Под влиянием Гесса Маркс написал статью «К еврейскому вопросу» (1843) — ответ на «Еврейский вопрос» Бауэра. В противоположность Бауэру Маркс утверждал, что отделение церкви от государства создает реальную возможность предоставления евреям равноправия без того, чтобы они отказались от своей религии. Однако он полностью разделял свойственную младогегельянцам отрицательную оценку еврейства, пытаясь лишь «очистить» еврейский вопрос от «теологической шелухи». Если политическая эмансипация евреев, по мнению Маркса, возможна и в капиталистическом обществе, то общественная эмансипация еврейства — это «эмансипация общества от еврейства». Подобно Бауэру, Маркс считал национальность еврея химерической, но понимал под ней «национальность купца и вообще денежного человека». Статья молодого Маркса свидетельствует о незавершенности перехода от философии младогегельянцев к историческому материализму и отражает свойственные младогегельянцам антиеврейские стереотипы.

Работы младогегельянцев перебрасывают мост от антииудаизма 18 в. к антисемитизму конца 19 в. Они создали некоторые идеологические предпосылки для возникновения в последней четверти 19 в. антисемитских движений. Влияние младогегельянцев в значительной степени объясняется тем ореолом научности и свободомыслия, которым окружило их прогрессивное европейское общественное мнение в середине 19 в.

Антиеврейские идеи младогегельянцев обладали весом уже в конце 1840-х — начале 1850-х гг. как в Германии, так и во Франции, где их распространению весьма способствовал Г. Эвербек (см. выше). Эти идеи оказали влияние на французский утопический социализм и его преемников. Представление о неизменной сущности еврейства, к которому склонялись некоторые младогегельянцы, стало впоследствии основой расистского антисемитизма. Одним из первых, кто дал расистскую (см. Расизм) интерпретацию высказываниям младогегельянцев в адрес иудаизма, был Э. Ренан. Расистский антисемитизм развился в Европе на почве глубокого идейного переворота, совершившегося под влиянием позитивизма и социального дарвинизма и в значительной степени подготовленного младогегельянцами.

Взгляды младогегельянцев — свидетельство стойкости антиеврейских стереотипов в сознании европейских народов. Они оказались прочнее питавшего их средневекового религиозного мировоззрения и сумели вписаться в совершенно иной идейно-философский контекст.