Пятикнижие

ПЯТИКНИ́ЖИЕ (חֲמִשָּׁה חֻמְשֵׁי תּוֹרָה — хамишша хумшей Тора, буквально: `пять разделов Торы`, חֲמֵשֶׁת סִפְרֵי תּוֹרָה — хамешет сифрей Тора, буквально: `пять книг Торы`, или חֻמָּשׁ — хуммаш), так называемый Моисеев закон (см. Моисей), пять первых книг канонической еврейской Библии (Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие), в совокупности образующие ее первую часть — Тору в узком смысле (в более широком смысле Тора означает Библию в целом, а иногда Божественное откровение, еврейский религиозный закон вообще).

Содержание:

1. Книги Пятикнижия
2. Традиционное представление о Пятикнижии
3. Историко-критический анализ Пятикнижия
4. Самаритянское Пятикнижие

Книги Пятикнижия

Деление на пять книг, осуществленное задолго до разрушения Второго храма, возможно, продиктовано техническими соображениями (например, размерами свитков, чтобы они были удобны для чтения), однако не было механическим. Так, книга Бытие обладает содержательной целостностью (история евреев как семьи, а не как народа), книга Исход имеет пролог и эпилог (1:1–7; 40:36–38), отделяющие ее от других книг, книга Левит посвящена священническому законодательству, а в основе книги Числа — скитания израильтян по пустыне после исхода.

Русские названия книг Пятикнижия — перевод греческих названий, в то время как в еврейской Библии книги названы по первым значимым словам, соответственно: Брешит («В начале»), Шмот («Имена»), Ва-икра («И воззвал»), Бе-мидбар («В пустыне»), Дварим («Слова»). Такой способ называния практиковался в Месопотамии с древнейших времен и потому можно предположить, что это — изначальные названия книг Пятикнижия. Однако существовали и другие названия. В Мишне книга Левит также называется Торат коханим («Законодательство кохенов»; Мег. 3:5), книга Числа — также Хуммаш ха-пкудим (буквально «Пятая часть исчисленных»; Иома 7:1 и др.), а книга Второзаконие — также Мишне Тора («Повторный закон»; Сиф. Втор. 160; ср. Втор. 17:18).

Впервые о публичном чтении священного текста «Книги Торы» упоминается в Библии в связи с реформой Иошияху (622 г. до н. э.; II Ц. 22–23; II Хр. 34:14–33). Контекст, в котором упоминается «Книга Торы», позволяет предположить, что речь идет не о Пятикнижии в целом, а лишь об одной из его книг — Второзаконии. Точно так же, когда в литературе периода пленения вавилонского говорится о «Книге Торы» или «Книге Моисея», контекст свидетельствует о том, что подразумевается книга Второзаконие (ср. ИбН. 1:8 с Втор. 17:19–20; ИбН. 8:32, 34 с Втор. 27:8 и 31:11–12; ИбН. 23:6 с Втор. 5:29 и 17:20; II Ц. 14:6 с Втор. 24:16). Четыре другие книги Пятикнижия были канонизированы, по всей видимости, во времена Эзры и Нехемии. «Книга Торы (Моисеевой)», введенная Эзрой (Нех. 8:1–3) в дополнение к Второзаконию (ср. Нех. 13:1–2 с Втор. 24:4 и др.), включала также тексты, известные нам из книги Левит (ср. Нех. 8:14–15, 18б с Лев. 23:39 и след.) и книги Числа (ср. Нех. 10:38–39 с Чис. 15:20 и 18:8 и след.). В самом Пятикнижии название «Книга Торы» встречается только во Второзаконии и всегда подразумевает само Второзаконие. Лишь после того, как Пятикнижие составило единый корпус с четырьмя остальными книгами, название «Книга Торы» стало относиться ко всему этому корпусу.

Традиционное представление о Пятикнижии

Согласно традиционному взгляду, Пятикнижие, то есть собственно Тора в узком смысле, представляет собой единый документ Божественного откровения, с начала и до конца записанного самим Моисеем. Исключением являются последние восемь стихов Второзакония (где рассказывается о смерти Моисея), относительно которых существуют два мнения: первое — и эти стихи также были продиктованы Богом и записаны Моисеем; второе — были дописаны Иехошуа бин Нуном (ББ. 15а). Каким способом Бог сообщил Моисею текст Пятикнижия, невозможно постичь разумом, а человеческий язык способен только выразить сам факт откровения, а не его сущность. В Чис. 12:6–8 указывается, что способ, каким Бог общался с Моисеем, отличен от того, каким все другие пророки (см. Пророки и пророчество) получали Его откровение: других пророков в эти мгновения покидали реальные человеческие чувства, и только Моисею откровение было дано, когда он находился в полном сознании, «устами к устам... и явно, а не в гаданиях...» (Чис. 12:8); более того, «и говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим» (Исх. 33:11). Но весь этот присущий человеческому языку антропо­морфизм — лишь метафора, без помощи которой невозможно говорить о таинстве откровения Моисею.

Традиционный иудаизм отвергает историко-критический подход к Пятикнижию и научно-филологический анализ текста. Масоретский текст (см. Масора) принимается как единственная авторитетная и авторизованная версия Пятикнижия (хотя и допускается, что в этот текст могли вкрасться незначительные описки). Об установлении законоучителями господствующего чтения рассказывает мидраш: «в Храме были найдены три свитка; в одном из них было написано так: [...], а в двух других — так: [...]; законоучители отвергли чтение первого свитка и приняли чтение двух других, и в конце концов единый согласный текст был передан в храмовые архивы» (Сиф. Втор. 356). Особая коллегия, состоявшая на храмовом содержании, периодически проверяла текст (ТИ. Шк. 4:3, 48а). С великим прилежанием и любовью к своему делу последующие поколения переписчиков заботились о точном воспроизведении оригинала. Во избежание возможных ошибок при копировании текста были разработаны детальные правила для переписчика (см. Софрим). Исследование библейских текстов, обнаруженных среди Мертвого моря свитков, которые на тысячу лет старше стандартного масоретского текста, установленного в 10 в. Ахароном Бен-Ашером, подтвердило его аккуратность и показало неправомерность многочисленных «поправок», предложенных за последние два века.

Историко-критический анализ Пятикнижия

Содержание Пятикнижия отражает историю еврейского народа от ее начала до смерти Моисея. В этот период Бог открылся патриархам и заключил с ними Завет; Он освободил Свой народ от египетского рабства и дал ему Свой Закон на горе Синай; Он привел народ Израиля в Землю, обетованную праотцам — Аврааму, Исааку и Иакову. Пятикнижие базируется на многовековой устной, а возможно, частично письменной традиции, включающей в себя элементы различных фольклорных жанров, правовых и сакральных установлений и т. п. Однако в Пятикнижии эта традиция опосредована рядом письменных источников, результатом компиляции и взаимной адаптации которых и является этот литературный корпус.

Основные усилия исследователей Пятикнижия были изначально сконцентрированы на проблеме происхождения этого текста. Нет сомнения, что Пятикнижие формировалось постепенно на протяжении поколений на основе более древних текстов и устных традиций. Вместе с тем Пятикнижие образует структурно-мировоззренческое целое, в центре которого стоит «священная история» еврейского народа. Историческая концепция Пятикнижия не имеет параллелей в литературе древнего Ближнего Востока; для этой концепции характерно внимание к причинно-следственным связям событий на протяжении длительных периодов и усмотрение в этих связях реализации Божественного провидения. Эта концепция определяет отбор материала и структуру повествования Пятикнижия. Отсюда уникальность характера этой истории — истории процесса, в ходе которого евреи стали народом, становления геополитической сущности «народ Израиля». Этот процесс представлен как проявление воли Творца, и лишь благодаря ей евреи стали народом.

Структурно книги Исход, Левит и Числа образуют три больших повествовательных блока: от египетского рабства до дарования Торы в Синае (Исх. 1–18); дарование Торы и данные Израилю законы (Исх. 19 — Чис. 10); от событий в Синае до вручения Богом израильтянам в Моаве Земли обетованной (Чис. 11–36). Таким образом, описание дарования Торы и связанные с этим культовые и правовые установления (2-я часть книги Исход, вся книга Левит и 2-я часть книги Числа) составляют количественно бо́льшую часть и смысловой центр Пятикнижия. Итак, общая структура Пятикнижия состоит как бы из введения (книга Бытие), главного повествования (Исход, Левит, Числа), в котором выделяется основной повество­вательный блок, и заключительной речи (Второзаконие).

Согласно распространенной в современной науке гипотезе, выдвинутой Ю. Вельхаузеном, в основе Пятикнижия лежат четыре основных письменных источника, которые исследователь условно назвал Яхвист (Jahwist, сокращенно J), Элохист (Elohist, сокращенно Е), Девтерономист (Deuteronomist, то есть связанный со Второзаконием; сокращенно D) и жреческий кодекс (Priestercodex, сокращенно Р). Предложения некоторых исследователей постулировать дополнительные источники не нашли поддержки среди библеистов. В основе выделения четырех вышеуказанных источников лежат лингвистические и содержательные критерии.

J и Е различны в наименовании Бога: Яхве (принятая огласовка тетраграмматона) — в J, Элохим (Бог) — в Е. Это различие — не формальное, а связано с интерпретациями истории еврейской религии. Согласно J, Бог Израиля, Яхве, почитался уже во времена Эноха (Быт. 4:26), согласно Е, это имя Бога Израиля было впервые возвещено лишь Моисею из неопалимой купины (Исх. 3:6 и след.). Р (жреческий кодекс), принимая концепцию Е, формулирует ее эксплицитно: «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову как Эль Шаддай; а с именем Моим Яхве не открывался им» (Исх. 6:3). В дополнение к этому Р рассматривает откровение на горе Синай как великий религиозный перелом между эпохой патриархов и эпохой Моисея и потому не допускает существования законосообразного культа (жертвоприношений) до Синайского откровения. Наконец, источник D представляет собой прощальное обращение Моисея в виде автобиографии (Втор. 1–31).

Различие между J и  Е в наименовании Бога с наибольшей очевидностью прослеживается в книге Бытие. В последующих книгах Пятикнижия это различие проследить гораздо труднее, так как после рассказа о том, как Бог открыл Свое подлинное имя (книга Исход), в Е используется и тетраграмматон. В ряде случаев, когда четкое различение между J и Е невозможно или спорно, ученые говорят об источнике JE. Дополнительная трудность в различении J и Е вызвана тем, что компилятор стремился согласовать эти два источника и сплавить их в единое целое. Компиляция J и Е приводит к повторам и непоследовательностям в книге Бытие, например, к двойным версиям событий; так, Авимелех дважды совершает одну и ту же ошибку: один раз в отношении Сарры (Быт. 20, источник Е), второй — в отношении Ревекки (Быт. 26, 11, источник J), дважды заключает союз: один раз с Авраамом (Быт. 21:22–33), второй — с Исааком (Быт. 26:26–33). J и Е различно именуют Иакова (Иаков — в J, Исраэль — в Е). Обнаруживаются и определенные различия в религиозных представлениях: J представляет общение между Богом и патриархами как непосредственный контакт, Е тяготеет к представлению, что Бог обращался к патриархам при помощи снов или ангела-посредника (Быт. 20:3 и следующие; 28:12; 31:11–13 и т. п.).

Выделение источника P менее сложно, так как ему присущи характерный стиль и словоупотребление (например, толдот — `родословие`; бе-‘эцем ха-иом ха-зе — `в этот самый день`; эрец мегурейхем — `страна их обитания`; ахузза — `владение` и т. п.). К источнику Р следует отнести: Быт. 1:1–2:3; 5:1–32; 6:9–22; 7:6–9; 9:1–17; 11:10–22; 17:1–27; 25:1–18; 28:1–9; 36:1–43; Исх. 1:1–7; 6:1–30; 12:1–20, 43–51; 35–40; книга Левит (целиком); Чис. 1:1–10:28; 13–19; 26–36. Как уже отмечалось, источник Р утверждает, что Бог впервые открыл Свое подлинное имя лишь Моисею (Исх. 3:6 и след.), и поэтому описывает эпоху патриархов как период, когда не существовало законосообразного культа. По этой причине версия потопа, содержащаяся в Р, иногда исключает различие между чистыми и нечистыми животными (Быт. 6:19–20), которое проводится в J. Обряду обрезания и субботе в Р отведено центральное место (Быт. 2:1–3; 17:1 и след.; Исх. 12:44, 48; 16:1 и след.; 31:12–17; 35:1–3 и др.). Не удивительно, что жреческий кодекс ставит во главу угла ритуалы, в которых находят свое практическое выражение особенности народа Израиля. Согласно Р, обрезание, суббота и радуга в облаках (Быт. 9:1–17) — совокупность символов Завета, заключенного Богом с человечеством и праотцами еврейского народа.

Фактически, все тексты книг Бытие, Исход и Числа, восходящие к Р, как и вся книга Левит, подчеркивают святость Израиля и его религиозно-общественных институтов. В центре внимания Р — скиния и все, связанное с нею. Интерес к культу настолько доминирует, что, в отличие от JE, Р не упоминает теофанию на горе Синай и заключение Завета между Богом и народом Израиля, однако описывает теофанию во время освящения скинии (Лев. 9:24), символи­зирующую снисхождение на Израиль Шхины (Божественного присутствия). Материал, относящийся к Р, содержит законы, касающиеся святости и ритуалов (жертвоприношений — Лев. 1–10; ритуальной чистоты — Лев. 11:16; праздников и торжественных дней — Лев. 23; Чис. 28–29; субботнего и юбилейного годов — Лев. 25; святости земли — Чис. 32 и т. п.). Хотя Р излагает лишь события после исхода и не освещает сотворение мира, Ноев завет (см. Ной и Ноевых сынов законы), Завет Авраама и сам Исход, — все эти события находят отражение в священных установлениях Израиля, приведенных в Р: суббота, запрет употребления крови в пищу, обрезание и пасхальное жертвоприношение (см. Песах). В тех случаях, когда Р трактует гражданские и семейные установления (Лев. 18, 20; Чис. 27, 36), они выступают в качестве законов, гарантирующих сохранение святости страны и семьи.

Источник D с литературной точки зрения представляет собой цельное произведение — прощальное слово Моисея (Втор. 1–31), с характерным стилем и специфическими фразеологическими оборотами, которые, вместе с идейной установкой Второзакония, оказали сильное влияние на редактора книг Ранних пророков (книга Иехошуа бин Нун, Судей Израилевых книга, I и II Самуил, I и II Царей), а особенно — на редактора книг Царей и Иеремия. Источник D позволил установить относительную датировку источников Пятикнижия.

В 1805 г. В. М. Л. де Ветте выдвинул концепцию, признанную затем большинством исследователей, согласно которой по форме и содержанию книга Второзаконие (в терминах концепции Вельхаузена — источник D) отражает эпоху правления иудейских царей Хизкияху и Иошияху. За основу де Ветте принял упомянутый выше рассказ из II Ц. 22–23 о том, что в царствование Иошияху в Храме была найдена «Книга Торы», описание содержания которой позволяет заключить, что это была книга Второзаконие. Доказательством принадлежности D этой эпохе служит тот факт, что Второзаконие — единственная книга Пятикнижия, где излагается требование централизованного отправления культа и содержатся основанные на этом законы. Известно, что именно Хизкияху провел революционную реформу, централизовав культ Бога Израиля в Иерусалимском храме (II Ц. 18:4), из чего можно заключить, что эти законы кристаллизовались в царствование Хизкияху и были письменно зафиксированы в «Книге Торы» в правление Иошияху. Наряду с централизацией культа есть еще два основания, по которым D следует датировать этим периодом. Во-первых, литературный стиль, характерный для D, не встречался до царствования Иошияху, а начиная с этого времени стал доминирующим в библейской литературе. Во-вторых, Второзаконие имеет типичную для Ассирии (см. Месопотамия) 8–7 вв. до н. э. структуру договора между владыкой и вассалом (историческое введение, условия договора, обязательства сторон, благословения в случае соблюдения договора и проклятия за его нарушение); это сходство прослеживается также и на уровне фразеологических оборотов.

На основании датировки D устанавливается библейская хронология: тексты, допускающие децентрализованный культ (Исх. 20:24–26), должны относиться к периоду, предшествующему правлению Хизкияху и Иошияху, а тексты, в которых отражен централизованный культ, — к периоду их царствования. Согласно этому критерию, J и E древнее D. Более точная датировка JE основывается на их содержательных и формальных особенностях.

Источники J и E рассматривают национально-религиозное бытие народа Израиля в стране Израиля как реализацию обещаний, данных Богом патриархам, и исполнение того, что Он возвестил Моисею. Обещание Бога дать Ханаан во владение потомкам патриархов (книга Бытие), равно как и Его обещание сделать потомство патриархов великим, то есть многочисленным и победоносным народом, становится реальностью в эпоху царства Давида и Соломона (так называемое Объединенное царство), с распадом которого реальность совершенно меняется. Именно в царствование Давида границы еврейского государства достигали Евфрата (II Сам. 8:3; I Хр. 18:3; ср. I Ц. 5:1, 4), как то было обещано Аврааму (Быт. 15:8); в этот период Израиль господствовал над «народами и племенами», как было предсказано в благословении Исаака Иакову (Быт. 27:29) и Иакова — своим сыновьям (Быт. 49:10). Обещание потомства, многочисленного, как морской песок (Быт. 22:17 и др.), прямо упоминается в I Ц. 4:20 при описании царства Соломона. Хотя частично такие выражения и могут восходить к предшествующему периоду, они более понятны в связи с эпохой военно-политического величия еврейского государства.

В отличие от JE, источник D не содержит упоминании о величии Израиля и его господстве над другими народами. В этот период еврейский народ хорошо сознает, что он — «малочисленнее всех народов» (Втор. 7:7), и потому «величие» Израиля, согласно Второзаконию, — в законах и установлениях и в его близости Богу (Втор. 4:6–8), а не в многочисленности, мощи народа и обширности территории. Второзаконие требует уважения к правам других народов и предостерегает от попыток овладеть их землями. Так, отказ израильтян от завоевания Аммона объясняется не трудностью завоевания (как в Чис. 21:24), а тем, что эта земля была дана в удел потомкам Лота (Втор. 2:19), то есть принадлежит аммонитянам по праву.

В целом датировка JE ранним царским периодом является несомненной: аллюзии на эту эпоху обнаруживаются большей частью в страте J книги Бытие, но литературное и хронологическое соотношение между J и Е (в особенности в книгах Исход и Числа) нуждается в дальнейшем исследовании, поэтому отнесение всего корпуса JE ко времени Объединенного царства условно.

Де Ветте, датировавший D временем правления Хизкияху и Иошияху, считал Второзаконие хронологически самой поздней частью Пятикнижия. Однако Вельхаузен выдвинул теорию, согласно которой Р (жреческий кодекс) возник позднее D в жреческих кругах Второго храма (руководивших еврейским обществом в период отсутствия своего царя). Эта точка зрения хорошо согласуется с его концепцией развития еврейской религии от поклонения силам природы к идее транснатуральной Божественной силы: в рамках этой концепции Р образовывал высшую и заключительную точку эволюции религии Древнего Израиля. Против этой концепции выступил И. Кауфман, который, не будучи связан позитивистской концепцией религиозной эволюции и располагая накопившимся к этому времени более широким сопоставительным материалом, во многом опроверг аргументацию Вельхаузена. Кауфман показал, что Р не находит удовлетворительного объяснения на фоне действительности, существовавшей в эпоху Второго храма. Дальнейшее исследование литературы древнего Ближнего Востока окончательно выявило ошибочность концепции Вельхаузена: в Месопотамии, у хеттов и в Угарите были обнаружены тексты, содержащие детальные инструкции относительно отправления культа, проведения религиозных церемоний и т. п., аналогичные библейским.

Для объяснения характерного для P сакрального подхода к еврейской истории нет необходимости постулировать отсутствие политической независимости и теократическое устройство общества и, как следствие, датировать P столь поздней эпохой. P содержит ряд свидетельств своего древнего происхождения. Так, Завет с Авраамом в P сопровождается обещаниями типа «Я сделаю тебя отцом множества народов» и «цари произойдут от тебя» (Быт. 17:4–6; ср. 28:3; 35:11; 48:4). Подобные обещания гораздо более соответствуют реальности времени Объединенного царства, чем той, что существовала в эпоху после пленения вавилонского. В центре правовых установлении P находится скиния и все, что связано с ее строительством и отправлением в ней культа. Все это, однако, обретает смысл лишь благодаря Божественному присутствию в среде Израиля, то есть в святилище. Если убрать Божественное присутствие, P в целом утратит свой смысл: не только богослужение должно прекратиться, но и законы, относящиеся к социальной сфере, утратят силу. Так, законы о городах-убежищах предполагают наличие первосвященника (Чис. 35:25); законы о войне невыполнимы, если в ней не принимают участие жрецы, шествующие впереди и трубящие в священные трубы (Чис. 31:6; ср. 10:9); закон о проверке подозрений в супружеской неверности невозможно применять без святилища (Чис. 5:11 и след.), и т. п. Эти законы не предполагают существования теократии, характерной для эпохи Второго храма (как считал Вельхаузен). Иудея в эту эпоху не вела войн, и ее лидеров не назначала община (адат Исраэль).

Реальность, отраженная в Р, гораздо более соответствует древнему периоду еврейской истории, описываемому в повествовательных разделах Библии. Так, Саул и Давид ведут свои военные кампании в соответствии с предписаниями, полученными при помощи урим (см. Урим и туммим); священные войны сопровождаются звуками труб (ИбН. 6; Суд. 7:18), жрецы участвуют в походах (ИбН. 6; Суд. 10:28 и след.; I Сам. 4), а добыча доставляется в святилище (ИбН. 6:24; II Сам. 8:11; II Ц. 12:19; ср. Чис. 31:50–54). Из этих и других примеров можно заключить, что правила святости и табу, стоящие в центре Р, — не продукт теологических умозрений жреческих кругов сравнительно поздней эпохи, а отражение реальной практики, существовавшей в домонархический и раннемонархический период. Более точная датировка Р весьма затруднительна: этот источник содержит законы, священные традиции и генеалогические списки как домонархического, так и монархического периодов. По всей видимости, кристаллизация P длилась несколько столетий. Согласно мнению большинства ученых, P и JE редактировал один человек, который жил не ранее, чем сформировались J и Е (10–9 вв. до н. э.). Но поскольку в P не обнаруживается влияния D, он не может быть датирован позднее 7 в. до н. э. Поздняя датировка P исключается также в свете новейших исследований языка и стиля этого источника, которые установили, что язык P древнее языка книги Иехезкель, — переходного от языка литературы Первого храма к литературе Второго храма. При сравнении Р и D заметна подчеркнутая сакральность обоснования законов в первом.

Из сказанного видно, что четыре основных источника Пятикнижия отличаются не столько традициями, сколько различными интерпретациями единой исторической и правовой традиции. Некоторые исследователи даже постулируют существование древнего письменного источника, из которого развились JE, P и D. Несомненно, что такие повторяющиеся темы, как обещание, данное Богом патриархам, исход, Моисеев закон и Завет у горы Синай, поселение в Земле обетованной, относятся к древнему священному преданию, сформировавшемуся еще в домонархический период. Выдвигалось предположение, что это предание, служившее своего рода национальной идеологией, регулярно пересказывалось в священных городах Древнего Израиля, в первую очередь, в северном религиозном центре Шхеме, где Иехошуа бин Нун заключил с Богом Завет (ИбН. 24) и где проводились различные религиозные церемонии (Втор. 27; ИбН. 8:30–35). Пересказы событий прошлого в Иехошуа бин Нуне 24 и Второзаконии 26:5–9 — обещание Бога дать Ханаан потомкам патриархов, порабощение Израиля в Египте, чудесное избавление от ига и, наконец, приход в Землю обетованную — могут быть приняты как свидетельства в пользу такого предположения.

Концепция источников как авторских произведений, позволяющих сделать заключения относительно мировоззрения, личности, стиля и времени деятельности составителя, была подвергнута критике вследствие расширения и углубления понимания сущности литературы древнего Ближнего Востока. Выяснилось, что к этой литературе неприложимы понятия литературного сочинения и авторства в современном смысле. Древнее литературное произведение — особенно анонимное — содержит в себе устные и (или) письменные традиции, которые были известны сочинителю; он ставил своей целью представить читателю не собственную концепцию, а древние традиции, которые он оформил и добавил собственные замечания. Более того, в рамках тех же источников (J или Е) соседствуют друг с другом произведения различных типов — повествования, своды законов, генеалогии и т. п., каждый из которых создан в особой, отличной от других «мастерской». Этот подход был сформулирован в исследованиях Германа Гункеля, а затем — Гуго Гроссмана и получил название критики форм. Критика форм не отвергает теорию источников, а стремится проникнуть глубже путем их анализа с целью выделения стоящих за ними письменных и устных традиций различных периодов и различных общественных кругов. Эти традиции играли важную роль в жизни общества и строились в соответствии с постоянными моделями, исследование которых предположительно позволяет идентифицировать круги общества (например, жречество, пророки, мудрецы и т. п.) и общественные условия, которые вызвали к жизни данную традицию, то есть «мастерскую», где было создано произведение.

Метод выделения традиций, стоящих за источниками Пятикнижия, и поиск их «мастерских» в культовой сфере получил широкое распространение после исследований фон Рада повествовательного цикла об исходе. Он пришел к выводу, что этот цикл является самодостаточной единицей, детерминированной культовой практикой общества, то есть пасхальной жертвой. Фон Рад предположил аналогичную детерминацию повествований о Земле обетованной, которые, согласно этой концепции, концентрируются вокруг принесения первых плодов на алтарь Бога и возносимой земледельцем молитвы. Земледелец благодарил Господа за то, что Он даровал страну народу Израиля, и связывал это дарование с уходом Иакова в Египет и с исходом Израиля оттуда.

См. также Земля Израиля (Эрец-Исраэль). Исторический очерк. Религиозная и культурная жизнь в эпоху Первого храма. Литературное творчество.

Самаритянское Пятикнижие

Самаритянское Пятикнижие, древнееврейский текст Пятикнижия, использующийся самаритянами. Написано палеоеврейским письмом. Первое знакомство европейских исследователей с этим Пятикнижием относится к 1616 г., когда Пьетро делла Балле привез в Европу приобретенную им в Дамаске рукописную копию (первое печатное издание — в составе Парижской многоязычной Библии, 1629–45 гг.). Началась дискуссия исследователей Библии о сравнительных достоинствах самаритянского и масоретских текстов Пятикнижия. Наиболее полный сравнительный анализ осуществил Г. Ф. В. Гезениус в труде «О происхождении самаритянского Пятикнижия» (на латинском языке; 1815 г.). Гезениус доказал, что масоретский текст ближе к оригиналу, чем самаритянский. Последний всегда предпочитает более простые слова там, где первый дает архаическую или сложную форму.

Традиционное произношение, сохраняемое при чтении самаритянами Пятикнижия, обнаруживает близость к языку Мертвого моря свитков. Наиболее значительное текстуальное отличие самаритянского Пятикнижия от масоретского — вставка после Исх. 20:14 (и Втор. 5:18) длинного отрывка, представляющего собой главным образом стихи Втор. 27:2–7 (27:3 не полностью, 27:4 с изменением) и 11:30. Нет сомнения, что это сознательное видоизменение текста, которое вместе с рядом других, менее значительных изменений призвано подтвердить утверждение самаритян, что гора Гризим близ Шхема — «избранное место», то есть место центрального святилища. Большинство исследователей сходятся на том, что самаритянское Пятикнижие существовало уже в 3 в. до н. э.

См. также Наука о еврействе. Предтечи науки о еврействе.